До 1960-х годов природоохранное движение в СССР было представлено только республиканскими отделениями Всероссийского общества охраны природы (ВООП). Они были тесно связаны с властью, поэтому не боролись с нарушениями, а в основном занимались тем, что проводили безобидные мероприятия вроде субботников или высадки деревьев.
В 60-е к ним добавилось студенческое Движение дружин охраны природы (ДОП). Это была первая в Союзе низовая природоохранная инициатива. Хоть закон и обязывал всех экоактивистов состоять в ВООП, она была весьма самостоятельна. Студенты проводили исследования и занимались просвещением, а главной своей задачей видели пресечение конкретных нарушений — например, браконьерства. Дружины охраны природы были выгодны власти — работали там люди бесплатно, а их достижениями можно было отчитаться наверх. Но несмотря на относительную автономность, дружинам приходилось действовать в условиях цензуры, и это накладывало свой отпечаток.
До 80-х годов у граждан Советского Союза не было достоверной информации о состоянии окружающей среды. Почти все данные о загрязнении почвы, воздуха и воды имели гриф «Для служебного пользования» и не публиковались. Впервые «Обзор о состоянии окружающей природной среды в СССР» для широкого круга читателей был издан только в 1990 году.
Впрочем, и запроса на открытость информации об окружающей среде тоже особенно не было — советские граждане просто не знали о существовании экологических проблем. В юннатских кружках, которые действовали по всему союзу с 1930 годов, школьников приучали к сельхозтруду и рассказывали только о том, как важно любить природу — не ломать деревья, не мыть машины в реках, тушить костры. Знаний о негативном влиянии деятельности человека не давали даже в университетах. Профессии «эколог» тогда не существовало.
Гражданская активность также была под контролем государства. Любые митинги находились под запретом, за исключением разве что первомайских демонстраций и акций, приуроченных к очередной годовщине Октябрьской революции. Свое недовольство люди выражали через жалобы в райкомы и обкомы, но даже это могло быть небезопасно. Мелкие задачи решали, а вот за попытки добиться устранения системной проблемы можно было поплатиться партбилетом, что автоматически закрывало перед человеком карьерные перспективы.
Лишь после отмены цензуры и появления понятия «свобода слова» в прессе стали писать об экологических проблемах. Люди начали объединяться для их решения, выходить на митинги с требованиями, с трибун зазвучали «зеленые» лозунги. К концу 80-х, в перестройку, в стране появилось не меньше трех сотен экологических организаций, включая «Гринпис СССР».
Рассказываем, как экологическое движение развивалось в закрытой от мира Стране Советов.
От редакции
В подготовке материала использованы:
- сборник «И мир пройдет по нашим вехам», (Москва, 2001 год, составители С.Г. Мухачев, С.И. Забелин),
- сборник материалов и документов по истории молодежного экологического движения в СССР «30 лет движения» (Казань, 1992 год, под редакцией С.Г. Мухачева, С.И. Забелина),
- сборник «Записки природоохранника» (В.Е. Борейко, Киев, 2000 год).
Часть 1. Природоохранники от власти
Первая советская природоохранная организация — Всероссийское общество охраны природы — появилась в 1924 году. Ее предложил создать Народный комиссариат просвещения РСФСР. Цель, обозначенная в уставе, — «объединение научных сил и наиболее прогрессивно мыслящей общественности для восстановления и рационального использования природных ресурсов страны, подорванных беспощадной эксплуатацией, гражданской войной и разрухой».
Участники общества сажали деревья, собирали семена, очищали родники, создавали школьные лесничества. Благодаря им появились немало особо охраняемых природных территорий (ООПТ), многие из них существуют и сегодня. При этом общество не занималось решением острых экологических проблем и никогда не ссорилось с властью.
Объединение декларировалось как общественное, но по факту таковым не было. Им руководили сотрудники облисполкомов, в штате работали бывшие советские начальники. Общество всегда шло рука об руку с государством, и такой порядок вещей сохраняется до сих пор — сегодняшнее Всероссийское общество охраны природы с множеством региональных отделений возглавляет депутат Госдумы, «единоросс» и хоккеист Вячеслав Фетисов.
В 1960 году появился закон «Об охране природы в РСФСР». Фактически, государство взяло под контроль всю общественную природоохранную деятельность — потому что отныне она должна была осуществляться только через ВООП. Каждый, кто хотел стать общественным инспектором (советский аналог «экологического активиста»), должен был вступить в организацию и платить ежегодные членские взносы — впрочем, небольшие.
На этом фоне в стране появилось другое природоохранное объединение — Движение дружин охраны природы. Эта инициатива была уже по-настоящему низовой — созданной без директивы от комсомольских организаций или администраций вузов.
Примером для подражания стал возникший в 1957 году студенческий научный кружок в Тарту — городе в Эстонской ССР. «Кружковцы» занимались экопросвещением, обследованием и охраной природных парков республики, проектировали природные тропы. Их разработки высоко ценили местные власти — кружок даже удостоили правом участия в Выставке достижений народного хозяйства СССР. И хотя первая московская дружина появилась в 1960 году независимо от тартуского кружка (ее создали студенты биофака МГУ, про эстонский кружок они узнали лишь спустя восемь лет), все же многое из того, что делали активисты Тарту, впоследствии было использовано дружинниками.
«Условия, в которых кружок возник и работал, коренным образом отличались от тех, что бытовали на остальной части СССР. В республиках Прибалтики во все времена к природе относились бережнее. Местным государственным органам работа кружка была понятна и не воспринималась как нечто неподконтрольное», — отмечает член дружины Казанского химико-технологического института Сергей Мухачев.
Часть 2. Борцы с браконьерами
Создание Движения дружин охраны природы инициировали студенты-первокурсники, бывшие воспитанники юннатских кружков. Они хотели не рассуждать о бережном отношении к природе, а действовать. Ребята начали бороться с браконьерством и продажей краснокнижных животных на птичьих рынках, проводили семинары, конференции и просветительские занятия со школьниками. Первое время сталкивались со скепсисом: мол, будущим ученым не пристало бегать по лесам, отлавливая браконьеров, для этого есть соответствующие инстанции. Но это никого не останавливало.
В тех университетах, до которых доходила информация о работе москвичей, тоже появлялись дружины. Первые — в Одессе и Ульяновске, к концу 60-х — в Ереване, Томске, Харькове, Ленинграде, Брянске, потом и в других городах.
Поначалу объединения действовали изолированно, но с 1969 года дружина биофака МГУ стала налаживать связи с другими дружинами — ее активисты рассылали письма в университеты СССР, а представителей родственных инициатив приглашали на съезды и конференции, проводившиеся в Москве за счет МГУ. Наличие единомышленников по всему Союзу стало открытием для многих советских природозащитников. «Это было чувство настоящей эйфории. Это была надежда на успех безнадежного дела», — вспоминает Мухачев.
К 1978 году по всему СССР от Вильнюса и Донецка до Иркутска и Уссурийска действовало 57 дружин, в которых состояло более 2500 человек. Они воспринимали себя как всесоюзное движение, обменивались опытом на съездах и в переписке, стремились действовать сообща. В результате все дружины вели схожую деятельность: проектировали заказники и памятники природы; продумывали организацию мест массового отдыха — так, чтобы отдыхающие не наносили ущерба экосистемам; исследовали проблемы рационального использования лесов, охраны редких видов животных и растений. Вели школьные кружки, писали заметки в газетах, выступали на телевидении и радио.
Самой яркой деятельностью — ей уделялось особое внимание — была борьба с «попытками нажиться на природе». В первую очередь, с браконьерами. На выходных студенты выезжали в рейды и прочесывали местность. Имея полномочия общественных инспекторов, дружинники проверяли документы и разрешения у всех встречавшихся рыбаков и охотников. Браконьеры обычно были вооружены, и для безопасности студенты выходили группами по пять-шесть человек. Обязательным правилом для задержания нарушителей являлось численное преимущество дружинников, как минимум — на два человека.
Команды дружин регулярно тренировались — занимались рукопашным боем, учились уворачиваться от ножа и уходить из-под выстрела. На школах молодого дружинника эти навыки оттачивались на старших товарищах, которые становились «учебными» браконьерами. В группах была строгая дисциплина, соблюдалась субординация.
«Каждый [при задержании браконьеров] должен был знать свою задачу. Старший подходит, представляется, двое заходят с боков и контролируют ствол. Если нарушитель пытается сдернуть ствол, он должен тут же быть положен мордой в землю»,
— вспоминает участник Горьковской дружины, председатель совета экоцентра «Дронт» Асхат Каюмов.
Если человек не мог предоставить разрешение, дружинники изымали у него оружие или сети и составляли протокол. Его отправляли в охот- или рыбинспекцию, которая принимала решение о наказании. Если при нарушителе не было паспорта, его задерживали и отводили в отделение милиции. Если браконьеров было двое, им могли устроить перекрестный опрос, чтобы выяснить реальные фамилии.
«Охота» на браконьеров была делом опасным. Но студенты все равно шли в дружины за боевой романтикой. Это отражается в гимне ДОП, где есть такие строки: «Нелегко нам по лесу бродить, каждый выстрел в сердце отдается. Даже если умереть придется, мы должны природу защитить!». При задержаниях случались драки и стычки, поэтому девушек в рейды старались не брать. Хотя, к примеру, в дружине Марийского университета молодых людей не хватало, и по лесам ходили девчонки. Иногда встречи дружинников с браконьерами заканчивались трагически. Известно как минимум о трех студентах, которые были убиты во время таких рейдов. Впоследствии именами погибших товарищей называли дружины.
«Было все, как на фронте. Он, студент, ушел в этот бой добровольцем. Он встретил в лесу врага. Он погиб, защищая неприкосновенность природы нашей Родины. Но не остановится этот бой», — описывает один такой случай корреспондентка газеты «Комсомольская правда» Лидия Графова в статье «Одна, но пламенная страсть». Тогда от рук браконьера погиб 18-летний студент из Иркутска Виктор Моисеенко-Лысенко.
Сейчас подобный случай привел бы к разгону объединения, но в советское время к этому относились иначе. «Что значит — снизить риск работы до нуля? Расформировать отряд? Наказать ребятам, чтоб избегали острых, опасных схваток? Но ведь это значит лишить их главного оружия — непримиримости!», — говорил ректор Уральского университета Паригорий Суэтин на комсомольском собрании, посвященном памяти другого студента, погибшего от рук браконьера — двадцатилетнего дружинника Евгения Семухина.
Браконьеры боялись дружинников больше, чем охотинспекцию — инспекторы зачастую знали местных или были их родственниками, с ними был шанс договориться. С ДОПовцами — нет. Только в 1984 году студенты дружины охотоведческого факультета Иркутского сельхозуниверситета совершили 135 рейдов, на которых задержали более трех сотен браконьеров. В советской прессе утверждается: на территориях, где работали ДОПы, через пару-тройку лет незаконная охота и рыбная ловля значительно сокращались.
Часть 3. «Ель», «Первоцвет» и так далее
Другая масштабная активность дружин, которой они занимались практически с самого основания — операция «Ель».
В советское время купить хорошую елку под Новый год было сложно, а чтобы срубить дерево легально, надо было идти в лесхоз, выписывать документ и вместе с лесничим отправляться в лес. Поэтому чаще всего люди рубили деревья незаконно, а потом везли в город на электричках и машинах. Дружинники дежурили на вокзалах и проверяли документы на ель у каждого человека. Если их не было, дерево изымали, а на нарушителя составляли протокол, который отправлялся в лесную инспекцию. Изъятую ель «легализовали» через Управление лесного хозяйства и отправляли на елочные базары.
Первые годы незаконно срубленные новогодние деревья исчислялись сотнями. Массовый контроль дружинников принес результаты: через пару-тройку лет там, где проводились дежурства, количество нарушителей значительно сокращалось.
В операции «Ель» были задействованы и государственные инспекции — лесная и автомобильная. Дружинники могли дежурить вместе с их представителями на выездных постах ГАИ. Инспекторы останавливали все проезжающие машины подряд (тогда их было значительно меньше, чем сейчас), иногда махать полосатой палочкой доверяли и студентам. Каждый второй автомобиль вез «контрабандные» деревья. Дружинники проверяли документы, пересчитывали ели по накладным. Когда деревьев везли много, проверка могла занимать не один час на морозе — все надо было вытащить, сосчитать, сверить с документами, загрузить обратно, составить протокол в случае нарушения.
«Мы были общественными инспекторами и не принимали окончательного решения по нарушениям, это было дело лесной инспекции. Когда мы задерживали серьезные машины, в которых ели, например, предназначались работникам управления внутренних дел, перед нами “жонглировали” удостоверениями. Периодически звонили на факультет из горкома партии — декана спрашивали, “чем ваши ребята занимаются, почему препятствуют работе правоохранительных органов или ставят под сомнение репутацию серьезных партийных чиновников”», — вспоминает бывший член дружины Куйбышевского университета Александр Федоров. Сегодня он — член Общественной палаты РФ, сопредседатель Российского социально-экологического союза.
Дружинники пресекали не только нелегальную рубку елей, но старались прекратить предновогоднее уничтожение деревьев вовсе. Так, в начале 1980-х Горьковская дружина начала пропагандировать использование елочных букетов из веток. Им удалось убедить лесников поставлять их в магазины. Букеты получили название «хвойные лапки», а также свои ГОСТ и ТУ — «покрытие иголками не менее 75%».
Регулярной весенней акцией была операция «Первоцвет». Дружинники проводили информационную кампанию о том, почему нельзя собирать определенные виды растений: читали лекции в школах, выступали на радио и телевидении, развешивали агитационные листовки с текстом вроде «Берегите первоцветы!». Кстати, изготовить их было не так-то просто. Сначала приходилось просить кого-то из родителей напечатать листовки на черно-белом ротапринте, если такой был на работе. Затем во время занятий со школьниками детей просили их раскрасить. А уже потом, с разрешения руководства предприятий, развешивали в транспорте, магазинах и аптеках.
Одной из основных задач дружинников во время операции «Первоцвет» было препятствие незаконной торговле. На улицах «запрещенными» цветами торговали обычно бабушки, но активисты быстро поняли, что чаще всего они были только продавщицами, а поставками растений занимались их дети или другие «крепкие» ребята. Дружинники старались обличать «мафию» и задерживать только поставщиков, а бабушек жалели — изымали растения и отправляли домой без составления протокола. Изъятые цветы потом закапывали в лесу или передавали в различные учреждения — например, в больницы, где они стояли рядом с плакатом-напоминанием о том, что первоцветы срывать нельзя. Когда случались конфликты, студенты обращались в ближайший пункт милиции и просили «оказать содействие в прекращении правонарушения». Общественным инспекторам не отказывали.
Возможности дружинников Асхат Каюмов объясняет так: «Общественный инспектор сегодня — это человек с корочками, у которого прав не больше, чем у любого другого гражданина. А тогда государство не боялось поделиться с гражданами полномочиями».
Движение дружин охраны природы отличалось невероятной продуктивностью. По собственным подсчетам, в 1975 году 39 дружин составили 2473 протокола на нарушителей — не меньше, чем штатные сотрудники госинспекций. В тот же период участники ДОП опубликовали 178 статей, прочитали 1300 лекций и сделали 39 выступлений по радио и телевидению. Было непросто совмещать общественную активность и учебу, но ректоры университетов и преподаватели чаще всего содействовали — студентам давали отгулы, выделяли транспорт для рейдов — например, за дружиной Кировского сельхозинститута был закреплен вузовский ГАЗ 66. Профсоюз и комсомол давали деньги на поездки. Впрочем, встречались и те, кто считал ДОП дилетантством — такие наказывали студентов за прогулы пересдачами.
«Советский союз реально воспитывал из части молодежи людей будущего коммунистического общества, которые пытаются делать жизнь других лучше. Мы были уверены, что защищаем интересы природы и делаем хорошее дело для страны», — так Асхат Каюмов объясняет самоотдачу ДОПовцев. У Сергея Мухачева иной взгляд — он считает, что тогда у студентов просто не было другой возможности проявить себя. В дружинники шли даже те, кто не был особенно озабочен спасением природы, но жаждал общения, героизма, романтики и самореализации — тогда и шагу нельзя было ступить без государственного участия, а охрана природы была чуть ли не единственным окологосударственным делом, в котором позволялось участвовать гражданам. Впрочем, Евгений Борейко, командир дружины Донецкого госуниверситета, называет еще один мотив — возможность почувствовать власть над людьми.
Дружины были школой самоуправления, самоорганизации и демократии. Студенты сами себе ставили задачи на собраниях. В каждой дружине был штаб, командир, руководители направлений и комиссар, который воспитывал молодых дружинников — рассказывал им об идеологии, целях и стремлениях. Именно комиссары затевали дискуссии — например, о том, можно ли есть вытащенную из браконьерских сетей рыбу.
Все руководители избирались общим голосованием дружины раз в год. Кроме этого на регулярных конференциях выбирались члены координационно-методического совета, который переписывался с другими дружинами, реагировал на «сигналы» из центрального комитета ВЛКСМ, организовывал конференции. Несмотря на то, что некоторые участники ДОП даже после выпуска из университета оставались в движении, их состав регулярно менялся. Это позволяло вовлечь новых молодых людей и при этом заставляло студентов уделять время пополнению рядов, передаче знаний и опыта.
Движение ДОП было еще и карьерным лифтом: после окончания университета многие его выпускники становились руководителями и сотрудниками природоохранных организаций и госструктур — Гринписа, Всемирного фонда дикой природы (признан Минюстом «иноагентом»), региональных и федеральных Министерств экологии, национальных парков.
Часть 4. Цензура и прессинг
Природоохранное дело в советское время сталкивалось с техническими ограничениями, характерными для той эпохи. Из-за отсутствия интернета с доступом к информации было непросто. Чтобы самообучаться, дружинники собирали статьи из газет и журналов об охране природы — подборки с вырезками для них формировали специальные справочные службы, по договору, заключенному от имени ВООП. А дружина Казанского химико-технологического института занималась формированием центрального архива движения: со всего союза им отправляли публикации, связанные с ДОП.
Сложности были и с распространением информации. Ни мобильной связи, ни принтеров не было, зато была цензура. В этих условиях дружины охраны природы выпускали собственную газету — «Вестник движения». Чтобы сверстать номер, ответственному — а за выпуск в разное время отвечали разные дружины — почтой со всех концов союза отправляли статьи. Правки в них вносились в переписке. Затем номер множился с помощью фотооборудования — у советского человека в доме оно не было редкостью.
Если не получалось отснять, номер надо было печатать на машинке, с этим тоже были сложности. В те времена обычный гражданин не мог купить печатную машинку просто так — для этого нужно было предъявить письмо от организации. Если ее все же удавалось раздобыть, то текст набивался на тонких листах папиросной бумаги, переложенных копиркой — таким образом можно было набрать сразу пять-шесть экземпляров. Процесс приходилось повторять много раз, чтобы получилось количество, достаточное для всех дружин (а к 1984 их было уже более восьмидесяти). Несмотря на невысокую скорость издания газеты — в год выходили два-три номера — «Вестник движения» стал дискуссионной площадкой ДОП. На его страницах обсуждались стратегические планы, методы работы, идеология.
Другая трудность была связана с изданием просветительских брошюр. Их нужно было заверять у цензора. Поэтому слова подбирались тщательно.
«[Например,] чтобы выпустить брошюру про альтернативную энергетику, в предисловии я вписал в трех местах цитаты из съездов КПСС. На самом деле у них не было ничего про энергетику, и эти цитаты я придумывал сам», — рассказывает Асхат Каюмов.
Каюмов говорит — тем, кто помнит советское время, сейчас «легче»: «Мы из того поколения, которое знало, что не везде и не все можно говорить. И если где-то записано, что у вас есть права, на самом деле их может не быть. Мы прекрасно помним, что такое цензура. Очень не хочется туда возвращаться, но сейчас мы вспоминаем старые приемы и способы. Мы умеем говорить на этом языке. Молодежи сложнее».
В работу дружин не вмешивался ни комсомол, ни профсоюз, что по тем временам было удивительно. Власти в целом поддерживали ДОП и были в них заинтересованы. Дружинники это объясняют тем, что они боролись не с государством, а с конкретными нарушителями, которыми были граждане. Власти это было выгодно — студенты делали свою работу бесплатно, а их отчетами можно было отчитаться выше. Поэтому на некоторые вещи закрывали глаза — например, газета движения выпускалась самиздатом, за который в союзе вообще-то можно было получить от пяти до десяти лет лишения свободы.
Впрочем, тогдашние дружинники и сами были лояльны к власти. Владимир Борейко в своих воспоминаниях пишет: «Начиная с 30-х годов, в среде отечественных природоохранников не было диссидентов. Мы, воспитанные в ДОПах, честно верили в социализм, считали чуть ли не священной коммунистическую атрибутику. Лучших ребят избирали на должность комиссара дружины, до одури перечитывали классиков марксизма-ленинизма, пытаясь найти там хоть что-нибудь про охрану природы».
Наиболее активных дружинников ВООП поощрял денежными премиями, которые чаще всего шли «в общий котел» и тратились на дело охраны природы. Премия обычно составляла 5-10 рублей, иногда доходила до 25 — немалые деньги по тем времени. Однажды ВООП наградил Горьковскую дружину сотней рублей. На эти средства ребята арендовали самолет, на котором провели поиски гнезд хищных птиц с воздуха. Потом гнезда они нанесли на карту, информация была использована для создания памятников природы в тех местах.
Иногда дружинников даже отправляли на международные экологические мероприятия. В основном, на такие выезды ездили «блатные» — работники из центрального комитета комсомола, а дружинники были лишь «витриной» — показательной, активной, замотивированной молодежью. Так Асхат Каюмов попал в экологический палаточный лагерь в Чехословакии: «У меня до этого не было представлений о загранице. Мир оказался совсем другой. Приходишь в магазин, а там всего больше, чем у нас, разнообразие! Всю выданную валюту потратили, до последнего гроша. Накупили всяких вкусностей, которых у нас не было».
Порой дружины все же подвергались прессингу. Чаще всего — когда студенты ловили «не тех» нарушителей. Например, секретарей райкома партии и других «начальников». После этого в университете устраивались «разбирательства».
Так, из Гомельского университета отчислили командира Михаила Бляхера. Студенты его дружины во время рейда задержали главного врача областной больницы В. Крючкова и преподавателя И. Куцакова. В ректорат последовали звонки «сверху», декан отчитал командира и попросил «разбираться, кого задерживаешь». Потом во время операции «Ель» дружинники остановили машину «ответственного работника» с десятком деревьев. Декан потребовал машину пропустить (вероятно, позвонил на пост ГАИ), но Бляхер отказался. Последней каплей стала заметка о проблемах Припятского заповедника, опубликованная в республиканской газете. В заповеднике факультет тогда открыл базу для производственной практики, а студенты выяснили, что там рубят лес и отстреливают енотов. Руководство университета посчитало, что «дружина стала неуправляемой», «оказалась в стороне от комсомольской организации» и вообще занимается не тем, чем нужно (а нужно было «пропагандировать достижения по охране природы и научные исследования»). Бляхера исключили из университета — при том, что за пару месяцев до этого обком наградил его грамотой.
Иногда к конфликтам подключались дружинники из других университетов. Они засыпали вуз письмами, в которых выражали недоумение — мол, как можно покрывать нарушителей и позорить партию. Порой, писали советские газеты, товарища удавалось отстоять, а провинившегося секретаря райкома отправляли работать в другой конец СССР.
Часть 5. Ветер перемен
Постепенно дружинники все отчетливей осознавали масштаб экологических проблем. Приходило понимание, что один рыболов-браконьер приносит реке гораздо меньше вреда, чем, например, завод, который сбрасывает в эту реку неочищенные стоки.
Дружинники начали вступать в конфликты с целыми министерствами, а значит, как считалось тогда — с хозяйственными интересами страны.
В 1980-е ДОП ощущали себя настоящей силой, природоохранным орденом. На очередной конференции дружинники приняли документы, в которых декларировалась самоорганизация, самоуправляемость и самообучение. Это не осталось незамеченным, власти попытались взять дружины под свой контроль. Президиум ВООП принял решение о создании «Координационно-методического совета по работе студенческих ДОП», в котором большинство членов были сотрудниками министерств и ведомств, то есть фактически — оппонентами дружинников. Совет написал проект народного положения «О студенческой ДОП РСФСР», по которому дружинники имели меньше прав, чем инспекторы ВООП, а также лишались самостоятельности.
Студенты сопротивлялись. Тогда они смело заявляли, что считают ВООП неэффективной организацией, которой управляют замминистры тех министерств, с которыми обществу положено бороться. Как вспоминает комиссар дружины МГУ Евгений Шварц, на первом же заседании совета присутствовавшим на нем дружинникам было сказано — мол, «вы никто и звать вас никак», а ДОП тогда назвали «вредной для Советской страны идеологией». На что Шварц «решительно ответил, что все вопросы организации, координации и самоуправления Движения будут решаться исключительно самими ДОПами в ходе Всесоюзной конференции».
Все это привело к тому, что дружинников начали обвинять в антикоммунистической деятельности, троцкизме и в том, что они «хотят как в Польше». На биофак МГУ зачастили кураторы из «конторы глубокого бурения» — так студенты именовали тогда КГБ. В поисках поддержки ВООП рассылал по ректорам вузов СССР проект «Положения о студенческой ДОП» и вместе с комсомолом готовил «Конференцию студенческих ДОП РСФСР». В первую очередь давление оказывалось на московскую дружину, она являлась центральной. Это продолжалось несколько лет, но движение удалось отстоять: деятельность координационно-методического совета от ВОООП была прекращена, дружинники получили право самостоятельно организовать конференцию, которая стала первой официальной Всесоюзной конференцией дружин, поддержанной ВЛКСМ. Свою роль сыграли подувший тогда «ветер перемен» и упрямство комиссара дружины биофака МГУ Евгения Шварца, с которым он отстаивал независимость ДОП в переговорах с чиновниками.
В 1986 году на съезде коммунистической партии последние годы правления Леонида Брежнева были публично названы периодом застоя. С проблемами было решено бороться «гласностью». Газеты начали писать про экологические проблемы. Позже, в 1990 году, с отменой цензуры появилось и понятие «свобода слова». Люди начали узнавать, что заводы рядом с их домами отравляют воздух и реки. Некоторые были готовы с этим бороться и стали объединяться, нередко — вокруг выпускников ДОП, которые имели необходимый опыт и знания и зачастую продолжали работать в природоохране.
К концу 1980-х в стране было уже более трехсот экологических организаций. В 1987 году выпускники ДОП на очередном съезде создали Социально-экологический союз (СоЭС). А в 1989-м профессор, депутат Верховного совета СССР Алексей Яблоков и академик Евгений Велихов основали «Гринпис СССР». Это удалось сделать на деньги с продажи пяти миллионов экземпляров музыкального альбома «Гринпис. Прорыв», который записали мировые рок-звезды — U2, Eurythmics, R.E.M., INXS, Брайан Ферри.
В перестройку начались и митинги. Так, в 1987 году Горьковская дружина выступила против строительства базы отдыха в Пустынском заказнике. Когда студенты поняли, что письма и статьи в газетах не помогают делу, решились на акцию. Местные власти и университет так ее испугались, что сразу назначили студентам встречу, выслушали требования дружинников и пообещали проблему решить. Чуть ли не у каждого активиста ДОП тогда появился куратор из КГБ, их телефонные разговоры стали прослушиваться. Достаточно было сказать по телефону: «А не пора ли готовить митинг?», как процессы ускорялись, вспоминает командир Горьковской дружины Анжела Бакка.
Митингов становилось больше. Они проводились по разным поводам, но многие касались экологических проблем. С трибун звучали «зеленые» лозунги — люди требовали чистого воздуха, защиты от застройки природных территорий, отказа от строительства атомных станций и прекращения ядерных испытаний.
Одной из массовых экологических акций, которая обрела всесоюзный масштаб, стала кампания против Волго-Чограйского канала. Он был попыткой возрождения проекта по повороту северных рек на юг, с которым ранее уже боролись ученые. Для водоснабжения южных территорий планировалось построить канал, который бы соединял Волгу и Чограйское водохранилище. По мнению экспертов, это бы нарушило экологический баланс Каспийского моря и дельты Волги. Для борьбы с проектом СоЭС собрал полмиллиона подписей и организовал всесоюзную акцию протеста, которая прошла в сотне городов.
«Размах акции превзошел наши ожидания. И это несмотря на то, что в городах она проходила по-разному: где-то региональные власти ее терпели, где-то сочувствовали, где-то – разгоняли силами милиции, где-то сочли уместным взять да и возглавить, где-то — явно ощущали дискомфорт», — вспоминает организатор митинга в Москве, участник дружины МГУ, один из учредителей СоЭС Всеволод Степаницкий. Кампания завершилась успехом — проект не был реализован.
Экологические проблемы становились катализатором демократических процессов, а природоохранная активность — точкой входа в политику. Популистские лозунги «Мы за экологию» тогда можно было услышать от директоров загрязняющих окружающую среду заводов и несостоявшихся в застойное время ораторов. Организаторы московского митинга против канала Волга-Чограй пишут, как специально готовили охрану, потому что было много желающих получить трибуну для выступления.
«Всюду — одинаково. На трибуну выбирается молодой человек из некоего областного центра и начинает жаловаться на жизнь. Вот у них, по официальным данным, вода и воздух хуже всех в стране, — вспоминает нижегородский журналист Николай Морохин. — Вот на трибуне другой деятель. Оказывается — неправда, в соседней области еще хуже. А от третьего мы узнаем, что и это не предел. Помогите, уберите, закройте, подпишите наше воззвание в ООН, поддержите нашего кандидата в депутаты — он скажет правду! И ораторы сходят с трибуны счастливые — высказались…».
На первых выборах народных депутатов в 1989 году многие кандидаты прошли в городские и областные советы на «зеленой» повестке. Среди них были и выпускники ДОП, которые придерживались своего лозунга «У природы везде должны быть свои люди».
Участников общественных природоохранных организаций стали приглашать работать в государственные структуры.
Некоторые выпускники ДОП отмечают, что к тому времени началось угасание движения. Святослав Забелин, координатор движения дружин с 1971 по 1979 годы, связывает это с тем, что к тому времени у молодежи открылись другие возможности проявить себя. С ним, впрочем, не согласен Асхат Каюмов. Он считает, что это было не угасание, а возврат к обычному уровню активности, после произошедшего в 1986 году всплеска, когда по всему СССР появилось более 140 дружин, в которые вошли более 4 000 человек. В некоторых российских вузах дружины действуют до сих пор, правда, их немного — не более десяти, как утверждают наши собеседники.
В марте 1990 года члены СоЭС создали Партию Зеленых как «экосоциалистическую, базисно-демократическую, антиавторитарную и принципиально альтернативную по отношению к существующим политическим партиям» (цитата из временного программного документа). Однако очень скоро в партии произошел раскол. Ее преемница — «Российская партия зеленых» — не смогла собрать необходимое количество подписей и не приняла участие в выборах 1993 года. По мнению доктора исторических наук Александра Шубина, это случилось, потому что значительная часть активистов СоЭС «саботировала сбор подписей», не стремясь к участию в политике и считая, что «связь социально-политических и экологических процессов невелика».
«С точки зрения цензуры сейчас примерно так же». Мнения
Представители природоохранного движения СССР по-разному оценивают результаты проделанной работы и те возможности, которые были у них в советское время.
Евгений Борейко, командир дружины Донецкого государственного университета, директор Киевского эколого-культурного центра (из сборника «Записки природоохранника», Киев, 2000 год):
«В моем послужном списке, наверное, около тысячи задержанных нарушителей природоохранного законодательства. Но, по правде, многие из них, конечно, такими не являлись. Это наше несовершенное законодательство толкало людей на такие проступки. Прошли годы, и мне сейчас стыдно за многое, что я совершил, будучи командиром дружины. Хочется извиниться перед многими, кого я обидел, унизил, наказав как браконьеров из-за идиотских охотничьих и рыболовных правил. И по причине превратно понятых задач охраны природы».
Святослав Забелин, командир дружины биофака МГУ, координатор Международного социально-экологического союза:
«Программа “Ель” занималась не только пресечением нелегальных рубок, но и поиском решения, как наладить легальное обеспечение горожан новогодними елками. Дружинники плотно занимались оргвопросами всей цепочки поставок, и в итоге привели этот сектор в тот цивилизованный вид, в котором он до сих пор пребывает. Программа “Выстрел” занималась выяснением социальных причин браконьерства — и это в стране, где социальных причин правонарушений не могло быть по определению. Нам никто не мешал этим заниматься. Сравнительную неблагоприятность нынешнего времени можно связать с переходом общества из состояния упорядоченной системы в состояние неуправляемого хаоса. В советское время рычаги влияния были всем известны — это пресса в первую очередь — но труднодоступны. А сейчас, если всерьез, реальных рычагов нет».
Александр Федоров, член дружины Куйбышевского университета, а сейчас член координационного совета по экологическому благополучию Общественной палаты РФ и сопредседатель Российского социально-экологического союза:
«В советское время была идеология, были ценности, которые не всегда соблюдались, но каждый раз декларировались. Сейчас государственный аппарат коррумпирован, отсутствуют социальные гарантии, которые были в Советском союзе. Все зависит от начальника и ничего от закона, в СССР такого не было. Любое незаконное действие могло быть оспорено с помощью инструментов. Поэтому заниматься охраной природы сейчас с точки зрения цензуры — примерно так же, а с точки зрения результативности — намного хуже. В государственной системе отсутствует целеполагание. А идея охраны природы очень трудно встраивается в то, что не имеет цели. Условия для природоохранного активизма ухудшились. Но, думаю, что парадоксальным образом это будет служить росту движения. Если бы интересы людей как-то учитывались, происходил бы диалог, люди бы более уверенно себя чувствовали в завтрашнем дне. Сегодня этого нет. Это будет провоцировать нарастание конфликтов».
Редактор: Анастасия Сечина
